Лестница постепенно переходила со скалы в стену ущелья. Вскоре отряд уже вползал в ревущую бездну, ведомый только светом факела Биринайра. Красная рана реки, казалось, прыгала вверх, пытаясь достать их, словно изголодавшаяся собака, когда они стали приближаться к дороге. Каждая следующая ступенька была более скользкой, чем предыдущая. Позади Кавинант услышал вскрик одного из поскользнувшихся воинов. Этот негромкий звук нес в себе ужас, леденящий кровь. Но Стражи Крови крепко держали веревку из клинго, воин быстро восстановил равновесие.

Спуск продолжался. Икры Кавинанта начали болеть от все возрастающего напряжения. Он пытался представить себе, что его ноги — часть камня, что они вросли в скалу. И он с такой силой сжимал посох, что ладони его стали скользкими от пота, и дерево, казалось, стало вырываться из них. К тому же начали дрожать колени.

Но Баннор и Корик поддерживали его. Расстояние до дороги мало-помалу сокращалось. После нескольких долгих мучительных минут угроза паники уменьшилась.

Потом они добрались до сравнительно безопасного выступа. Он стоял в середине отряда, между стеной ущелья и каналом реки. Над ними полоса неба начала сереть, но приближавшийся рассвет лишь подчеркивал темноту ущелья. Одинокий факел Биринайра мерцал, словно затерявшийся в пустыне. Членам отряда приходилось кричать, чтобы услышать друг друга сквозь рев течения. Кеан отдал отряду короткую команду построиться. Воины проверили оружие. Несколькими жестами Тьювор отдал последние распоряжения Стражам Крови. Кавинант сжал посох и убедился в том, что его нож — нож Этиаран — на месте. У него было смутное ощущение, будто он что-то забыл. Но прежде чем он вспомнил, его отвлекли крики.

Старый Биринайр кричал на Высокого Лорда Протхолла. Впервые хатфрол, казалось, забыл о своем грубоватом достоинстве. Приблизив к Протхоллу морщинистое дрожащее лицо, он рявкнул, перекрывая шум реки:

— Нет! Это риск! Ты не должен!

Протхолл отрицательно покачал головой.

— Ты не можешь! Позвольте мне!

Протхолл снова ответил молчаливым отказом.

— Конечно же я могу! — кричал Биринайр, пытаясь выразить всю решимость вопреки грохоту воды. — Ты не должен! А я могу! Я знаю дорогу! Разумеется, разве только ты изучал учение достаточно, чтобы знать? Я знаю старые карты. Я не шучу, ты же знаешь. Если я выгляжу старым и… — он на мгновение запнулся, — и беспомощным, то тогда тем более ты должен разрешить мне!

Протхолл пытался ответить ему без гнева.

— Времени мало! Нам нельзя медлить, Биринайр, старый дружище, я не могу возложить опасность похода на кого-то другого. Это мое место!

— Глупец! — огрызнулся Биринайр, не заботясь о том, что его грубость граничит с наглостью. — Ты же ничего не увидишь!

— Увижу?

— Конечно! — Хатфрол дрожал от охватившего его сарказма. — Ты пойдешь впереди?! Рискнешь всеми? Освещая путь огнем Лордов? Глупец!

Друл увидит тебя прежде, чем ты доберешься до Моста Пещерников!

Протхолл наконец понял.

— Ах! Это правда! — он обмяк, словно мысль об этом причинила ему боль. — Твой огонь не такой яркий. Друл обязательно почувствует наше приближение, если я воспользуюсь посохом.

Рассерженный, он резко повернулся и скомандовал:

— Тьювор! Хатфрол Биринайр пойдет впереди! Он вместо меня будет освещать нам путь. Охраняй его как следует, Тьювор! Не допусти, чтобы угрозы, предназначенные мне, заставили страдать моего старого друга! Биринайр подтянулся, обретя прежнее величие. Загасив прут лиллианрилл, он отдал его одному из воинов, чтобы тот связал его вместе с другими. Затем, ударив по наконечнику своего посоха, он вызвал пламя. Резким движением он поднял его вверх и пошел по дороге ко входу в гору Грома.

Террель и Корик тотчас обогнали хайербренда и стали продвигаться в двадцати ярдах впереди него. Двое других Стражей Крови расположились сразу следом за ним, потом шли вместе Протхолл и Морэм, потом еще двое Стражей Крови, сопровождаемые цепочкой из гривомудрой Гибкой, Кавинанта и Биринайра. Следующими шеренгой по трое шагали Кеан и его Дозор, и замыкали колонну двое последних Стражей Крови. В таком порядке отряд двинулся ко входу в катакомбы.

Кавинант бросил короткий взгляд вверх, пытаясь в последний раз увидеть великана на смотровой. Но он ничего не разглядел: ущелье было слишком заполнено темнотой. А дорога требовала постоянного внимания. Теперь он вспомнил, что ушел от великана не простившись и даже не помахав ему на прощание.

Отряд удалялся от дневного света — от солнца, неба, открытого воздуха, травы и возможности отступления — и продолжал поход в глотку горы Грома.

Кавинант шел в это сгущение ночи, словно в кошмар. Он не настроил себя на это. Облегчение, наступившее после спуска со смотровой, временно обеспечило ему иммунитет к панике. Он не простился с великаном, он что-то забыл, но эти угрызения рассеивались чувством предвкушения, чувством, что его сделка освободит его от сна, оставив ему способность к выживанию.

Но небо над головой — открытое пространство, которое он вряд ли осознавал, — было отрезано, словно ударом топора, и на его месте теперь оказалась каменная громада горы, такая тяжелая, что, казалось, могла расплющить одним своим видом. Кавинанту казалось, что ее масса гудит, словно беззвучный раскат грома. Рев реки усиливался в глотке горы, словно боль сдавленного течения становилась сильнее, громче от еще более сильного сдавливания. Водяные брызги сыпали густо, как дождь. Пламя Биринайра, ведущее отряд, светило тускло и слабо, почти задушенное застоялым воздухом. Поверхность дороги была опасной, усыпанной камнями и щебнем, с внезапными ямами и провалами. Кавинант напряг внимание, будто прислушиваясь к своим чувствам, ноющим от всего происходившего с ним, и под этой настороженностью он прятал надежду на бегство.

Каким-то неведомым чутьем он ощущал, что это его единственная защита. Отряд выглядел трогательно слабым и беззащитным перед обитателями тьмы — пещерниками и юр-вайлами. Спотыкаясь в неверном свете одинокого огонька Биринайра, он предвидел, что их скоро заметят. После этого о них доложат Друлу, и внутренние силы пещернятника польются им навстречу. А армия будет отозвана назад — какой шанс был у великана в битве со многими тысячами пещерников? И отряд будет сокрушен словно горстка самонадеянных муравьев. И в это мгновение решимости или смерти наступит его собственное спасение или поражение. Другого исхода он не мог себе представить.

С такими мыслями он шел, словно прислушиваясь к шуму лавины, несущейся вниз.

Пройдя некоторое расстояние, он осознал, что звук реки начал меняться. Дорога уходила внутрь почти горизонтально, но река уходила в глубину скалы. Течение превращалось в водопад, бездонный отвесный поток, подобный прыжку в смерть. Шум воды постепенно стихал, по мере того как река рвалась все глубже и глубже в пропасть.

Теперь водяной пыли стало меньше, и она не так заглушала пламя Биринайра. Каменная стена, уже не такая мокрая, еще больше начала давить своим весом. Дорога между стеной и пропастью казалась для Кавинанта единственно надежным местом. Делая очередной тяжелый шаг, он чувствовал, как твердость выступа пронизывает его от ступней до основания позвоночника. Пещера вокруг стала похожа на тоннель, если не считать пропасти слева. Чтобы не думать о ней, Кавинант сосредоточился на дороге и на пламени хайербренда. Река беспомощно падала вниз, и ее рев стихал глубоко внизу, словно пальцы, скребущие по краю пропасти в последней попытке удержаться. Вскоре Кавинант начал различать шум движения отряда. Он повернулся, пытаясь увидеть вход в ущелье, но либо дорога делала поворот, либо вход остался далеко позади. Он не увидел ничего, кроме мрака, столь же непроницаемого, как тьма над головой.

Но через некоторое время Кавинант почувствовал, что клубящаяся темнота как-то неуловимо меняется. Какая-то перемена в воздухе ослабила ощущение укрытости во мраке катакомб. Кавинант посмотрел вперед, пытаясь понять, в чем же дело. Все молчали, все как будто боялись, что стены имеют способность слышать.